Том 5. Повести, рассказы, очерки, стихи 1900-1906 - Страница 143

К оглавлению

143

Дня через два иль три я снова увидал её. Она лежала под кустом на краю оврага, над нею жадно кружились большие, чёрные мухи, они ползали по её мёртвым глазам, влезали и в открытую пасть, жужжали и бились в её шерсти. Вытянув шею, она оскалила жёлтые зубы, и тусклый, сухой глаз её неподвижно смотрел в сторону города. В небе рассеянно плавали белые клочья облаков, играя в лучах солнца, по земле скользили мелкие тени, и это было похоже на безмолвную беседу неба и земли. Порою тень покрывала труп собаки, и тогда строгий глаз её, смотревший в даль, на город, где жили люди, становился темнее…

Я сказал мёртвому псу:

— Хвала тебе! Ты жил с людьми и ушёл от них, чтобы умереть в одиночестве. Ты не хотел оскорбить людей зрелищем твоего разрушения при жизни, ты был горд и не допустил, чтобы тебя, весёлого, доброго пса, они видели старым, больным, трусливым дармоедом, который живёт воспоминаниями о прошлом и питается обидной жалостью людей. Хвала тебе за то, что ты не опоганил жизни хриплым, лживым лаем старческого самолюбия, глупой воркотнёй бессильной злобы животного, издыхающего от немощей старчества! Хвала тебе!

Истинно мудрый умирает вовремя… Хвала тебе, собака, ибо ты узнала время смерти своей и молча ушла прочь от жизни. Хвала тебе!

Как хотел бы я сказать эту похвалу множеству полумёртвых людей, которые отравляют жизнь нашу циничным запахом гниения своего, как хотел бы я, чтоб они взяли в пример тебя, славная собака!

Они давно уже носят смерть в сердцах своих, но всё ещё стонут, всё ещё говорят, изливая на головы наши смрадный гной мёртвых душ…

Хвала тебе, собака!

Старик
(миниатюра)

…Люди окружили Жизнь тесной толпой, как грязные нищие богатую купчиху на паперти храма, стонали, жаловались и злобно плакали, прося милостыню внимания к себе, болезненно изрыгали хулу друг на друга и на Жизнь, ползая у ног её в судорогах жадности своей, в гнусном бешенстве нищенских желаний.

Извиваясь и прыгая, точно скользкие серые жабы и холодные змеи, лишённые яда по слабости своей, они выли воем безумия и, ослеплённые мелкою пылью желаний своих, не видели солнечного лица Жизни, а оно, источая радужное сияние, наклонилось над ними с мудрой улыбкой, и молчала Жизнь, терпеливо слушая отвратительную музыку стонов и жалоб.

— Ты однообразна, ты бедна! — скучно злясь, говорил ей пресыщенный. Я был всюду на земле, всё изведал — видел все развалины прошлого, знаю тревоги и надежды настоящего — что мне будущее? Я думал, неисчислимы дары твои, неисчерпаемо щедра рука твоя, и вот уже нет на земле ничего, что желал бы я видеть, что хотел бы иметь. Дай мне ещё желаний, укажи возможности, чтобы я захотел достижений, чтобы вновь ожила душа моя многими жаждами! Укажи мне новое, поведи любопытство моё к неизвестному, если безгранично содержимое твоё, как это казалось мне в юности. Но ты вся исчерпана мною. Ты — бедна, ты — нищая!..

Раб умолял её:

— Сделай так, чтобы сильные не попирали волю мою тяжёлыми ногами своими, если ты справедлива! Я истощён трудом невольника, я не имею хлеба, сколько нужно мне, умирают от голода дети мои, и нет ни у кого жалости ко мне. Внуши сильным чувство жалости к слабому, пощади угнетённого, если ты справедлива!

— Зачем ты существуешь? — спрашивал мудрец. — Какой смысл заключён в пёстром хаосе игры твоей? Чего ради мучаются все эти люди? Отвечай, если ты разумна!

— Ты воплощение не разума, а безумия! — вторил мудрецу поэт. — Как дитя — игрушки, надоевшие ему, ты легкомысленно разрушаешь с трудом созданное людьми, о, жалкая раба времени! Ты грубо издеваешься над лучшим из чувств человека, над любовью, которой обязана ты существованием своим, жалкое создание насмешливого дьявола!

— Ты обманула меня! — обиженно гнусавил беззубый, лысый человек с провалившимся носом на жёлтом лице. — Я был юн, всеми силами сердца я любил тебя, всю мощь юности посвятил я любви к женщине, лучшему из воплощений твоих! Но на дно чаши наслаждения ты положила гнусный яд болезни и разрушила сильное тело моё, ограбила ты меня, как разбойник прохожего! Отдай мне здоровье, чудовище, исказившее лицо моё!..

— Укажи мне место на лоне твоём! — горестно взывал неудачник. — Я хотел быть пахарем на нивах твоих и не имею сил для этого, я хотел быть проводником разума, но не знаю — где истина и что могу проповедовать, не вводя людей в заблуждение? И хотел я изображать красками многообразное лицо твоё, но не имею таланта, хотел вести летопись деяний твоих — и нет во мне способности к этому! О, зачем ты создала меня с короткими пальцами музыкантом хочу я быть! Что же делать мне? Научи, если ты мудрая!..

— Почему я слеп? — спрашивал слепой, судорожно искривив мёртвое лицо своё. — Зачем ты слепым создала меня?

И даже глухонемые что-то мычали, быстро двигая пальцами, только дети и пьяные были веселы.

— Гони их прочь! Всех — прочь! — пошатываясь, кричал один пьяный. Такая дрянь… шумят, шумят… Кто напоит человека вином, если он сам не напьется?

Он засмеялся и ушёл.

Женщины, озлобленные горем пола своего, раздражённые несчастиями материнства, разбитые ударами любви своей, женщины голодные — проклинали и плакали в пламенном отчаянии, в диком возбуждении злобы своей.

И множество людей убивали себя: одни — чтобы бросить труп свой на пути тех, кто отказал им в любви, другие — чтобы погасить тление страха пред жизнью в грудях своих, все — потому, что сознали ничтожество своё, и только некоторые — из гордости, но смерть последних проходила не замеченной никем…

143